Научный факт: бороться с терроризмом в Ираке начали ещё до его возникновения, однако несмотря даже на столь поспешные превентивные меры взрывающему люду на Земле Двух Рек нет переводу.

Резонно предположить что у многих уже давно созрел вопрос, а почему так происходит, если уже более 17 лет всей этой истории? Очень много было сказано об успехах, правда практического результата налицо что-то как-то совсем мало.

Постараемся дать ответ на этот вопрос, в том числе затронув такие моменты, о которых предпочитают молчать.

Как известно, в Ираке (и не только) хорошую работу антитеррористических подразделений и сил безопасности измеряют по количеству раскрытых/задержанных/предотвращенных/признавшизся и так далее. Считается, что чем больше эти цифры, тем успешнее работа силовых ведомств.

Однако количество далеко не всегда переходит в качество, и в данном случае это справедливо как никогда. Можно хоть пол-страны посадить, но терроризма от этого меньше не станет, потому как тут уже обретают влияние уже совсем другие факторы.

Для начала нам надо понять, что представляет из себя терроризм в Ираке, точнее даже вся та масса народу, что подвергается преследованием за терроризм, так как это далеко не всегда одно и то же. Условно все это делится на несколько групп.

Террористы как таковые — в буквальном значении слова, то есть вооружённые люди непосредственно совершающие нападения, взрывы, расправы и прочие присущие им действия.

Поддерживающие — жители суннитских мухафаз, которые сами ничем таким не занимаются, однако оказывают ИГ разные услуги, начиная от предоставления крова, пищи, медицинских услуг до оказания технологической, информационной и производственной помощи.

Сочувствующие — не заняты ни тем, ни другим, однако симпатизируют террористической деятельности или же подозреваются в наличии таких симпатий.

Родственники всех вышеперечисленных — могут как разделять подобные увлечения, так и не иметь к ним никакого отношения.

Совсем не террористы — есть и такое. Уголовным преследованием за терроризм угрожают всем кому ни попадя, начиная от личных конфликтов и заканчивая угрозами в адрес активистов, которые освещают притеснение суннитов по религиозному принципу, критикуют действия правительства, или Хашд Шааби — последнее наиболее надёжный повод оказаться обвиненным в том что ты «даиши». Смех смехом, но многие активисты и издатели независимых медиа или переехали в иракский Курдистан, или вообще покинули пределы страны, так как эти обзывательства отнюдь не безобидны, а чреваты вполне себе реальным уголовным сроком.

Жертвы злоупотреблений — не относящиеся ни к одной из перечисленных категорий люди, задержанные просто потому что оказались не в то время ни в том месте, не имели убедительного алиби во время каких-то событий, из-за сходства имён, из-за выбитых или ложных показаний, схваченные в облавах. Сюда же относятся арестованные ради выкупа за освобождение.

И тут получается любопытный парадокс. Настоящих, истинных террористов вычислить и задержать достаточно трудно. Они обитают либо в пустыне, либо в городах, где ничем не отличаются от местных жителей и не имеют при себе ничего, что бы могло намекать на их род занятий. За 17 лет диверсионной войны ИГ неплохо разработали методы конспирации, хорошо знают как и где надо скрываться, как безопасно вести работу и не быть пойманным с поличным.

Выдать истинное лицо такого человека может лишь только разве что пояс со взрывчаткой в дополнении к разному оружию. Упомянута эта деталь не случайно, поскольку подобные личности все время пребывают настороже, и при попытке задержания начинают оказывать сопротивление, в финале которого в ход идёт тот самый пояс, а так уже недалеко до человеческих жертв. Недавний случай в багдадском пригороде Радванийя — один из примеров подобных арестов, на которые порой приходится ещё и авиацию звать.

Потому задержание серьёзного оперативника ИГ, да ещё и живым, вещь достаточно редкая и очень серьёзная удача для правительственных сил безопасности. Но на этом их приключения не заканчиваются, так как такие граждане имеют обычай идти в глухой отказ и отрицать даже очевидное, не давать никаких показаний, или давать, но ложные от которых потом одни проблемы и неразбериха, ошибочные операции и недооценка обстановки.

Но показатели на чем-то делать надо. Потому и получается так, что добычей антитеррористических мероприятий в основном становятся представители всех остальных категорий. Их легко задержать, легко заставить дать не просто нужные показания, но ещё и наговорить на себя даже соучастие в убийстве Фейсала Второго. И если вторая категория (помогающие) ещё знает на что идёт и соблюдает меры предосторожности, то просто сочувствующие и тем более все остальные ведут себя крайне беспечно, считая что они все равно ничего существенного не сделали.

Именно в этой среде и орудуют «тайные информаторы», доносящие сотрудникам антитеррористических сил о подозрительных умонастроениях отдельных граждан. Для этого они используют различные приёмы, например втираются в доверие к человеку в реальном общении или в социальных сетях, представляясь ему другом и единомышленником. Известны многие случаи, когда информаторы брали на себя роль провокаторов — представляясь «официальными лицами ИГ» убеждали легковерных жителей суннитских мухафаз создавать «террористические ячейки» или оказать какую-то посильную помощь организации, и стоило им согласится как их тут же брали «с поличным».

Раньше можно встретить и такое явление — среди населения распространяются бумажные листовки якобы от имени ИГ с разными просьбами, от оказания помощи непосредственно террористам до сбора помощи лоялистам в лагерях перемещенных лиц, и в каждой такой листовке указан электронный адрес, по которому просят написать всех желающих принять участие. Разумеется, что эти адреса принадлежат или информаторам, или сотрудникам правительственных сил безопасности. Сейчас этот способ уже не в ходу, так как про него люди осведомлены даже в самых глухих сёлах, но пару лет назад он достаточно активно использовался.

Куда более актуальный метод это провоцирование людей на неосторожные высказывания, какие бы можно было истолковать как знак симпатии к террористам в личных или сетевых дискуссиях. В силу этого многие местные жители советуют почаще держать язык за зубами и поменьше высказывать свое мнение касательно текущей политической ситуации, особенно в публичных местах и в личных аккаунтах в социальных сетях.

Многие не высказывают жертвам этих провокаций никакого сочувствия — сами виноваты, раз выдали свою причастность к терроризму, и если их заблаговременно посадить в тюрьму, то будет только лучше. Другие же считают что эти люди никого не убили, ни на кого не напали, поэтому они нуждаются в профилактических мероприятиях, а не в пытках и тюрьме. Какая из этих точек зрения более правильная, можно спорить очень долго, но на практике погоня за этой гораздо более лёгкой добычей отвлекает сотрудников сил безопасности от борьбы с реальными террористами, а то и вовсе сводит ее на нет, потому что не особо напрягаясь задержав десяток таких бедолаг, приписав им обвинения в каких-то тяжких терактах, назначив в сводках и медийных сообщениях губернаторами и военными командирами, можно получить отличие по службе и благодарность от начальства за «ударный труд», в то время как террориста ещё пойди найди да задержи.

По факту получается что от всех этих помощников, сочувствующих и просто случайных мирных суннитов для ИГ есть весьма реальная польза — они создают вокруг них своего рода «подушку безопасности», через которую пробиться к настоящим террористам достаточно проблемно, и которая отвлекает на себя большую часть антитеррористических усилий. И помимо жертв провокаций, упомянутая»подушка безопасности» так же имеет свойство расширяться за счет жертв злонамеренных оговоров и доносов на почве личной неприязни, людей ездящих на заработки в соседние мухафазы и подолгу отсутствующих дома, родственников обвиняемых в терроризме (как будто это передается генетическим путём), людей из обеспеченных семей, задержанных ради получения выкупа. Зачастую для обвинения в терроризме достаточно того, чтоб в доме нашли какое-нибудь оружие, а где-то неподалеку произошло в ближайшие дни произошло нападение. Поскольку в Ираке оружие есть практически в каждом доме, особенно в сельской местности — традиция такая — то таким образом можно вообще посадить половину страны.

Надо так же понимать, что ресурс, человеческий, материальный и временной, у сил безопасности далеко не бесконечный, и чем больше сил уходит на всякую такую публику, тем меньше внимания уделяется настоящим террористам.

Укрепляет эту систему и ее жизнеспособность насаждаемое сверху через средства массовой информации мнение, что любой усомнившийся в обоснованности задержания того или иного лица за терроризм чуть ли не сам является террористом, доходит дело даже до угроз и оскорблений в адрес адвокатов, занимающихся подобными уголовными делам — по мнению угрожающих юристы вовсе не юристы, а террористы. Если приплюсовать к этому что в судах на рассмотрение одного такого дела тратится 10-15 минут, причём игнорируются аргументы защиты и даже отказ обвиняемого от показаний данных под пытками, то картина становится совсем мрачной.

Логика войн такова, что от контрпартизанских мер страдает прежде всего население. Причем как по неопытности и неаккуратности, так и сознательно. Поскольку повстанческие движения не могут существовать без народной поддержки (как бы кому было неприятно слышать, но это факт), то борцы с партизанами «усиливают давление на население», а если называть вещи своими именами — проводят карательные операции, дабы вынудить жителей отказаться от поддержки противника и загнать его в изоляцию. Беспорядочные аресты, суровое наказание за самую незначительную вину или просто за подозрение, введение коллективной ответственности по родственному и земляческому принципу — все это является хорошо продуманными методами по запугиванию и подавлению людей, причем самых беззащитных.

Именно эти методы принесли на землю Ирака США, когда пытались подавить сначала баасистский, а потом джихадистский мятеж повальными арестами, пытками, издевательствами в Абу Грейб и других тюрьмах, а так же дав добро на зверства шиитских военных групп против поддерживающего инсургентов суннитского населения Ирака. Эту тактику и унаследовало от американцев правительство Ирака. Однако помогла ли она им? Очевидно что нет.

То что данный метод даёт далеко не ожидаемые результаты стало понятно ещё на самом раннем этапе войны в 2003-2004 годах, когда за подавлением репрессиями мирного иракского населения американцы прозевали зарождение и становление суннитских инсургентских групп, которым эти самые действия не только не помешали, но ещё и прибавили целевой аудитории.

О том, что из себя все это представляли эти методы США, решился рассказать один из участников событий — Тони Лагуранис, специалист по проведению допросов из 513 бригады военной разведки, работавший в Ираке в 2004-2005 годах:

О своей работе он впоследствии написал книгу «Fear up harsh» (жёсткое запугивпние), крайне негативно встреченную его коллегами и военным сообществом США в целом, где очень подробно описал все, что ему приходилось делать. Общавшийся с Тони и знакомый с его книгой небезызвестный российский оппозиционный военный корреспондент Аркадий Бабченко поразился тому, насколько методы, используемые «гуманным» демократическим режимом США неотличимы от тех, что имеют место быть при самых законченных тотаритарных режимах.

По рассказам Тони, сначала его обучали ремеслу проведения допросов в рамках общепринятых правовых норм. На подследственных запрещалось не то что оказывать физическое воздействие, но и даже угрожать им. Однако все поменялось по приезду в Ирак в начале 2004 года — там его сразу поставили перед фактом, что никакие правовые нормы тут не действуют, никакие Женевские конвенции более не актуальны, единственным правилом были приказы из Пентагона, где заключённых рекомендовалость травить собаками, подвергать унижениям, и в целом «творчески подходить к поставленной задаче».

Командование постоянно говорило военной разведке и Тони в том числе, что их дело — допросы лиц, подозреваемых к принадлежности к инсургентскому движению, в особенности к группе Танзим Каида, и потому гуманность и сострадание к ним совершенно неуместны. Однако Тони утверждал, что никаких боевиков-террористов ему видеть почти и не пришлось — более 95% задержанных иракцев были самыми обычными мирными жителями, арестованными в облавах, где хватали всех подряд. Приказы, которые он получал от командования, были так же определённого характера — их не интересовала установление принадлежности задержанного к инсургентскому подполью, так же не интересовало получение от него полезной информации, человека предполагалось мучить до тех пор, пока он сам в чем-нибудь не сознается. Чем больше «разоблачило террористов» то или иное подразделение военной разведки, тем большей похвалы оно удостаивалось, а маленькие показатели по разоблачениям заслуживали только лишь порицания.

Все это сформировало определённую систему, под действие которой попал и Тони. Его попытки заявить о невиновности арестованных и отобразить это в официальных бумагах, натыкались на неприятие начальства, и распоряжение вынудить узника дать признательные показания. Если же иракец стойко выдерживал все мучения, то даже после этого его не объявляли невиновным, а всего лишь писали что он «не содержит полезной информации». После чего его отправляли в тюрьму. Практически все задержанные, независимо от того, были ли они виновны, признались ли в чем-то или же нет, в итоге оказывались в тюрьме.

Трудно сказать, было ли у Тони Лагураниса изначально сознание, что он делает что-то не то, или же оно пришло впоследствии. Однако он отмечает, что одна из вещей, серьёзно повлиявшая на его прозрение, была книга врача-психиатра Виктора Франкля, выжившего узника нацистского концлагеря Освенцим, о том какие изменения происходят в душевном состоянии узника концлагеря — и он понял, что они по сути своей делают все то же самое, что и нацисты.

Однако это было ещё не самое плохое. Действия шиитских карательных отрядов при попустительстве (и потворстве) американцев стали для террористов настоящим подарком для влияния на умы и сердца населения. Действия противников они представляли как попытки США и шиитов во главе с Ираном сжить со свету иракских (и не только) суннитов, и как бы эти два лагеря не ссорились между собой, эта цель у них общая, и в отношении нее они прекрасно ладят между собой. И противостоять и тем и этим может только Танзим Каида (ИГИ, ДАИШ, ИГ), вокруг которой и следует сплотиться.

Любопытно, что действия США и правительства Ирака против террористов только лишний раз укрепляют эту точку зрения в умах населения. Взять хотя бы даже компанию 2014 года, когда американцы, Хашд Шааби и все прочие «ось-сопротивленцы» воевали против террористов плечом к плечу, а нынешние аресты и задержания в суннитских мухафазах, препятствия местных властей и ополченцев возвращению беженцев, неадекватные призывы к массовому изгнанию «террористичного» населения из городов и населенных пунктов делают подобное мнение единственным разумным объяснением происходящего в глазах многих суннитов. В такой ситуации позиция правительства, которое утверждает что в политике и действиях правительственных сил безопасности «сектантства нет», но в то же время не отказывается от практики беспорядочных арестов и суровых приговоров без разбирательства, подобна сидению на двух стульях, с весьма закономерным итогом.

Мнение что посадка в тюрьму как можно больше людей, даже если они из числа потенциально сочувствующих как-то положительно повлияет на отсутствие экстремистских настроений так же относится к числу напрасных надежд. Перевоспитание в иракских тюрьмах имеет место быть, только в несколько обратном направлении — уголовника-шиита от превращения в суннита-террориста отделяет лишь несколько месяцев. Что уж говорить о потенциальных сочувствующих, или даже случайно попавших в облавах, которым идеология ИГ даёт то, что и позволяет выжить в аду иракской тюрьмы — религиозную веру в Бога, в то что все происходящее не более чем Его испытание, и волю к сопротивлению.

Практика показывает и то, что в тюрьмах больше всего страдают не непосредственно участники ИГ, а как раз те, у кого нет с организацией никаких связей. Потому что у начальства тюрьмы есть коррупция, а у террористов есть деньги от контрабанды и другого подробного бизнеса (о некоторых аспектах вклада ИГ в экономику Ирака можно прочесть тут), и на этой почве происходит взаимопонимание — от облегчения условий содержания до освобождения за выкуп. Как цинично признался Абу Хамза аль-Мухаджир в одном из интервью, если кто-то из военнопленных бойцов очень сильно нужен на свободе, то за него готовы отдать даже несколько сотен тысяч долларов. В первую очередь стараются выкупать опытных оперативников и востребованных специалистов. В то время как у обычных жителей Ирака таких возможностей нет, если они только не из очень обеспеченных семей, и потому финансово заступиться за них некому. Зато уже в тюрьме близость к террористам создаёт для заключённых защиту и облегчение условий.

Подобные условия скорее способствуют вовлечению в террористическую деятельность чем препятствуют, и приводят к маргинализации целых слоев населения, для которых присоединение к ИГ является единственным способом отстоять свои интересы. Так же личные страдания и страдания близких являются дополнительным убедительным доказательством «тотальной войны» против суннитов. А раз война, то война. Людей перестает пугать то, что раньше было для них страшным, так как уже все самое жуткое, что могло с ними произойти, уже произошло.

В итоге получается замкнутый круг, в рамках которого система работает практически вхолостую и пожирает саму себя, не обращая внимания на все более распространяющийся некроз.

Конечно все это нуждается в реформировании и переформатировании, причем самом серьезном, начиная с основ. Однако о реформах легко только говорить, но не совсем понятно, как и за счёт каких кадров их проводить? Какие новые методики и решения внедрять, да и где их взять, которые на практике окажутся как минимум не хуже старых? Продолжать закручивать гайки смысла нет, раскручивать их рискованно тоже — если начнутся администии сомнительно приговорённых и пересмотры дел, то очевидно кто первым выйдет на свободу — сторонники метода Абу Хамзы. Одним словом, у этой проблемы нет каких-то быстрых и очевидных решений.

Гораздо проще это было вообще не начинать, ни в 2003 году, ни потом, чем сейчас расхлёбывать последствия. Однако история не терпит сослагательного наклонения.